Александр Конторович - Я хочу жить дома
Наехать на нас можно, но это повлечет неминуемую негативную реакцию со стороны наших заказчиков. А это никому не нужно. Даже самому отмороженному боевику. Ответка может прийти с совершенно неожиданной стороны. Да хоть и от ближайшего друга – деньги нужны всем.
Кстати, если Гуменюк полагает, что я вдруг верну ему гонорар за эту операцию, то он сильно ошибается…
Надо, кстати говоря, учитывать и то, что совершенно аналогичный заказ мог быть выдан и ещё кому-нибудь. На тот случай, если мы облажаемся. Подобная подстраховка была вполне в стиле наших нанимателей. Да и на нас самих такую заказуху могли организовать, дело житейское. Правда, в этом случае нам не вручили бы метку беспредельщиков… так что, по крайней мере, с этой стороны можно было быть спокойным. Заказчик нас не собирается зачищать, мы зачем-то ему пока нужны. Сейчас или в будущем – неизвестно. Но нужны.
Не покривив душой, могу отнести кое-что и на свой счет. Борис меня проверил и убедился в том, что дело с таким человеком вести можно. А если уж у него ещё и своя собственная банда есть… То он переходит из разряда выгодных и уважаемых клиентов в разряд партнеров.
Это уже совсем другие отношения.
Более выгодные – но и более опасные, между нами-то говоря. Так что тут ещё не раз и не два всё прикинуть надобно.
Но – так уж сложились обстоятельства, что от меня сейчас почти ничего не зависит. Рупь за сто – есть в моей группе кто-то, чья обязанность постукивать на командира. Кто – этого я сейчас выяснить не смогу. Один неверный шаг – и реакция Гуменюка будет крайне болезненной и жесткой. Для меня.
Да и Борис вряд ли доверяет мне целиком и полностью, не просто так приставлены ко мне телохранители. Они и конвоирами могут мгновенно стать. И палачами, если потребуется. А уж в том, что они ему инфу сливают регулярно, я не сомневался ни единой минуты.
– Значит так! – делаю метку на карте. – Клиент пойдет отсюда.
– Состав группы? – интересуется Могила. Он собран, серьёзен и внимателен: пошла работа. Пока планирование, но именно здесь важно всё правильно просчитать.
И здоровяк совершенно преобразился. Никаких шуточек и подколов, передо мною сейчас сидит совершенно другой человек.
– Головной дозор на джипе. Это стандартное построение, он всегда так ходит. Один пулемет и двое автоматчиков, не считая водителя.
– Угу…
– Основное ядро – пять машин. Джип клиента может быть бронирован, имейте это в виду!
– Ясно…
– Две из пяти машин – грузовики. В них группа поддержки, человек сорок-пятьдесят. Могут иметь гранатометы и АГС. Во всяком случае, один АГС точно на грузовике установлен, это видели наблюдатели.
– Ну и хвостовой дозор – тоже джип, но более тяжелый. Обычно «Мицубиси L-200» с минометом в открытом кузове. Там, по слухам, какой-то вообще запредельный стрелок катается, надо это учесть!
Сидящий сбоку Крайний усмехается. Недобро так… Этот, пожалуй, что и учтёт… по-своему. И меточку на прикладе очередную сделает. Потом…
– Вот здесь и здесь, – делаю метку на карте, – запускаем «свечки». Пару штук.
– Кто работать будет? – приподнимет бровь Могила.
– Сам займусь. Тут ошибиться – себе дороже станет.
Гнат понимающе кивает.
«Свечка дяди Саши» – жуткое изобретение времен последней войны. Почему такое название – бог весть… Активно использовалось обеими сторонами, но чаще – всё же спецназом Новороссии. Разрыв основательного осколочного заряда на небольшой высоте – так, чтобы осколки выкосили здоровенное пространство, штука совершенно неподарочная. Дело вроде бы и нехитрое, ещё с первой мировой войны хорошо известное. У французов что-то похожее носило название «coup de hache» – «удар топором» и применялось прежде всего артиллеристами.
Но пытливая человеческая мысль дошла и до того, что народ как-то ухитрился обойтись и без пушек. И без стрельбы с дальней дистанции – лупили почти в упор.
Варианты тут были самые разнообразные, но не слишком. Основное – это правильность монтажа и запуска всей этой фиговины, точный расчет, в том числе и времени подрыва. Ошибавшихся обычно хоронили рядышком – прилетало и им. Так что квалификация исполнителя в данной ситуации – вещь крайне серьезная! Оттого и напрягся Могила. И я его понимаю хорошо.
Зато при удачном использовании… пехоте оставалось не слишком много работы.
Ну, а некоторые козыри я приберегу. Тем паче что и времени на их использование осталось не так уж и много. На связь с вертолетами я выходил и просьбу соответствующую передал. Абонент на той стороне помолчал малость – и согласился.
– Два дня! И ни секундой больше!
– Понял!
И на том спасибо! Благодетель ты мой…
Самое фиговое, что я только могу себе представить на войне – это ждать.
И ладно бы, если ты просто сидишь где-нибудь на попе ровно и, поплевывая через губу, ожидаешь каких-то приятностей. Не спорю, где-то и когда-то это очень даже возможно и было.
Где-то.
И когда-то.
Не в этой жизни, надо полагать.
И в каких-то совсем уже давних временах.
Когда все двигались неторопливо, заряжание ружья производилось посредством полутора-двух десятков операций. И когда переход в тридцать километров считался совсем уж запредельным марш-броском.
Но всё это осталось в прошлом. Сейчас можно даже не успеть присесть – а тебя уже режут на мелкие кусочки. И что характерно – наваливаются со всех сторон сразу.
Впрочем, бывает и по-другому.
Вот выйдешь ты к цели. Тихо выйдешь, нигде и никак не пропалившись. Заляжешь, осмотришься – вроде бы всё тихо…
Никто не караулит незваного гостя, бдительно озираясь по сторонам. Не ходят по тропинкам бдительные часовые, не надрываются лаем озверевшие сторожевые овчарки.
Тихо…
Только где-то на пульте полусонного дежурного неярко моргает светодиод датчика, который уже засек всю твою группу. Поднимет продравший глаза сержант телефонную трубку, скажет туда несколько слов.
И развернет стволы в нужном направлении минометная батарея. Скользнут в холодные ещё трубы тяжелые чушки стодвадцатимиллиметровых мин, выкрикнет команду командир расчета.
И взметнется к сонным пока ещё небесам твоя смерть…
А ты будешь ждать.
Ждать, пока замаячит на горизонте твоя цель. Та самая, которую тебе приказано уничтожить.
Но она не придет.
А вместо этого с ясного рассветного неба на ваши головы почти бесшумно обрушатся смертоносные «подарки».
Может быть и хуже.
Это когда вас всех, притаившихся в кустарнике и невысокой траве, внезапно окружат неведомо откуда появившиеся верткие фигуры с оружием. Лязгнут затворами, загоняя в ствол патроны, тяжелые пулеметы. Зарычит моторами подходящая бронетехника.
И, спрятавшись за бугорком от случайного выстрела, поднесет к губам микрофон офицер-переговорщик.
– Предлагаю вам всем сложить оружие! Вы окружены, и всякое сопротивление будет подавлено очень быстро! Мы даже не подойдем на дистанцию выстрела – раздавим броней и накроем минами!
Он может ещё много чего обещать… грозить и уговаривать, стращать всевозможными карами и соблазнять всяческими посулами.
Может – с него взятки гладки.
Не он же будет тебя допрашивать?
А тот, кто это станет делать – он лично тебе ничего не обещал…
Всякое может быть.
В моей жизни было и так, и эдак.
Так что я не верю обманчивой тишине.
Ничему не верю – только себе самому. Да и то…
Моя позиция была на невысоком холмике, который находился чуть спереди-справа от дороги. Хоть это и было не самое возвышенное здесь место, обзор отсюда был вполне удовлетворительный. Во всяком случае, дорогу я мог просматривать на весьма приличное расстояние.
Чем я, разумеется, и занимался.
Закончилась всевозможная беготня туда-сюда, заняли свои места все головорезы из моей группы, лежит под рукою пульт управления «свечками».
Тихо.
Не работают моторы на бронетехнике, молчит двигатель «Камаза». Загнав снаряды в стволы, замер у зенитки расчет. Где-то в невысокой траве отрыли себе окопчики снайперы, спрятавшись от чужих глаз и прочих неприятностей. Сидят тише воды и ниже травы, даже и не скажешь, что тут вообще есть хоть кто-нибудь.
Мы ждём…
Ещё утром пришло подтверждение от Гуменюка: клиент выехал. Уж откуда приближенные атамана получили сие известие и как им его передали – никто не знает. Но посыльный твердо уверил меня, что ошибки быть не может никакой.
– Они по дороге в одно место завернут, там должны прихватить с собою отряд наемников.
– Фигасе! И сколько их будет, этих «диких гусей»?
